Библиомир-ОК!: "Наша служба и опасна и трудна..." : библиотекарь: "Хранисты периодически проверяют читальные норки, чтобы в них никто не спал или не занимался сексом. — Что? — Ты ещё многого не знаешь об архивах. Она улыбнулась, открывая дверь настежь. — Вот почему мне нужна твоя помощь, — объяснил я, когда мы направились обратно в хранилище. — Я не могу здесь разобраться. — А что ты ищешь? — спросила Фела. — У меня тысяча вопросов, — честно признался я. — ...Я не смог найти ничегошеньки. Я даже не пытался скрыть разочарование в голосе. После стольких месяцев ожидания попасть наконец в архивы и не найти ни одного ответа — с ума сойти! — Я думал, тут все лучше организовано, — проворчал я. Фела тихонько фыркнула. — А как бы ты это сделал? В смысле, организовал? — Как раз об этом я и думал последнюю пару часов, — сказал я. — Лучше разделить их по темам. Ну, знаешь: история, мемуары, грамматика… Фела остановилась и глубоко вздохнула. — Думаю, это надо прояснить. — Она наугад вытащила с полки тонкую книжицу. — Какова тема этой книги? Я открыл её и проглядел страницы. Она была написана почерком писца старой школы: витиеватым и трудночитаемым. — Выглядит как мемуары. — Какого типа мемуары? Куда бы ты поставил в отделе мемуаров? Все еще листая страницы, я заметил тщательно вырисованную карту. — Больше похоже на книгу путешествий. — Отлично, — сказала Фела. — Куда ты поставишь её в отделе мемуаров и путешествий? — Я бы отнес её к географии, — сказал я, наслаждаясь игрой, и перелистнул ещё несколько страниц. — Атур, Модеги… Винт? — Нахмурившись, я посмотрел на корешок книги. — Сколько ей лет? Атуранская империя поглотила Винт больше трёхсот лет назад. — Больше четырёхсот, — поправила Фела. — Так куда ты поставишь рассказ о путешествии, повествующий о месте, которого больше не существует? — Тогда это будет относиться к истории, — медленно сказал я. — А если она не точна? — дожимала Фела, — Основана больше на слухах, чем наличном опыте? Если она полностью вымышленная? Романы о воображаемых путешествиях были весьма модными в Модеге лет двести назад. Закрыв книгу, я медленно задвинул её на полку. — Я начинаю понимать проблему, — задумчиво сказал я. — Нет, не начинаешь, — возразила Фела. — Ты только краешек проблемы увидел. — Она показала на книгохранилище вокруг, — Вот, скажем, завтра ты станешь магистром архивов. Сколько времени у тебя уйдет на то, чтобы все это организовать? Я посмотрел на бесчисленные стеллажи, теряющиеся в темноте. — Да это работа на целую жизнь.
— Очевидность говорит, что не на одну, — сухо заметила Фела. — Здесь больше семисот пятидесяти тысяч книг, и это не считая глиняных табличек и свитков или черепков из Катуитены. Она пренебрежительно махнула рукой: — Итак, ты проводишь годы, продумывая безупречную систему организации, в которой даже есть удобное место для твоей истории-фантастики-путешествий-мемуаров. Ты вместе с хранистами проводишь долгие дни, медленно определяя, сортируя и переставляя десятки тысяч книг. — Она посмотрела мне в глаза. — А потом умираешь. Что случается тогда? Я начал понимать, куда она клонит. — Ну, в совершенном мире следующий магистр архивов продолжит мое дело, — сказал я. — Ура совершенному миру! — саркастически заметила Фела и снова повела меня между стеллажами. — А что, каждый новый магистр архивов имеет свои собственные идеи о том, как всё должно быть организовано? — Необязательно, — признала Фела. — Иногда бывает, что несколько магистров подряд работают по одной системе. Но раньше или позже приходит кто-то, уверенный, что знает лучший способ, и все начинается сначала. — И сколько разных систем здесь было? — Смотря как считать, — мягко сказала она. — За последние триста лет — по меньшей мере девять. Хуже всего было около пятидесяти лет назад, когда здесь сменилось четыре магистра архивов: по пять лет на каждого. В результате среди хранистов возникли пять фракций — всякая со своей каталожной системой, — причем каждая была твердо уверена, что она лучшая. — Похоже на гражданскую войну, — заметил я. — Священную войну, — уточнила Фела. — Очень тихий и осмотрительный церковный поход, где все уверены, что защищают бессмертную душу архивов. Они крали книги, уже занесенные в каталог другими системами, прятали книги друг от друга или путали их порядок на полках. — И сколько так продолжалось? — Почти пятнадцать лет, — сказал Фела. — Могло бы продолжаться и по сей день, если бы хранистам магистра Толема не удалось наконец выкрасть журналы Ларкина и сжечь их. Ларкинцы после этого были обезоружены... Мораль истории в том, что всё здесь перепутано. Мы надёжно «потеряли» двести тысяч книг, когда Толем сжёг журналы Ларкина: они были единственными записями о том, где находятся эти книги. Потом, пять лет спустя, Толем умирает. Угадай, что потом? — Новый магистр архивов пытается начать с чистого листа? — Это как бесконечная цепочка недостроенных домов, — сказала Фела сердито. — Легко найти книгу по старой системе — так они на этом строят новую. Тот, кто строит новый дом, крадёт бревна из построенного раньше. Старые системы до сих пор попадаются то там, то сям. Мы все еще находим тайники, в которых хранисты прятали книги друг от друга. — Чувствую, это у тебя больное место, — с улыбкой заметил я. Мы дошли до лестницы, и Фела повернулась ко мне. — Это больное место у каждого храниста, который проработал в архивах больше двух дней, — сказала она. — Люди возмущаются, когда у нас занимает больше часа найти им то, что они хотят. Они не понимают, что это не так просто..." (Патрик Ротфусс. Имя ветра) "— Каталогизация, — сказал Вил. — Существует несколько разных систем. И некоторые магистры предпочитают одну, другие — другую. Он нахмурился. — А некоторые придумывают свою собственную систему расстановки книг! Я рассмеялся. — Ты это так говоришь, будто за это их следует выставить к позорному столбу! — Да, неплохо бы, — буркнул Вилем. — Во всяком случае, я бы плакать не стал. — Нельзя же винить магистра за то, что он хочет все организовать наилучшим образом! — Ещё как можно! — возразил Вилем. — Если бы архивы везде были организованы одинаково плохо, здесь была бы единая система, пусть и дурная, но к ней можно было бы приспособиться. А за последние пятьдесят лет систем было несколько. И книги терялись. И названия переводились неправильно… Он запустил обе руки в волосы, и голос у него внезапно сделался усталым. — А ведь всё время поступают новые книги, их тоже надо вносить в каталоги!.. Это все равно что пытаться вырыть яму на дне реки. — То есть ты хочешь сказать, — лениво осведомился я, — что ремесло храниста — работа благодарная и непыльная?" (Патрик Ротфусс. Страхи мудреца)
— Очевидность говорит, что не на одну, — сухо заметила Фела. — Здесь больше семисот пятидесяти тысяч книг, и это не считая глиняных табличек и свитков или черепков из Катуитены. Она пренебрежительно махнула рукой: — Итак, ты проводишь годы, продумывая безупречную систему организации, в которой даже есть удобное место для твоей истории-фантастики-путешествий-мемуаров. Ты вместе с хранистами проводишь долгие дни, медленно определяя, сортируя и переставляя десятки тысяч книг. — Она посмотрела мне в глаза. — А потом умираешь. Что случается тогда? Я начал понимать, куда она клонит. — Ну, в совершенном мире следующий магистр архивов продолжит мое дело, — сказал я. — Ура совершенному миру! — саркастически заметила Фела и снова повела меня между стеллажами. — А что, каждый новый магистр архивов имеет свои собственные идеи о том, как всё должно быть организовано? — Необязательно, — признала Фела. — Иногда бывает, что несколько магистров подряд работают по одной системе. Но раньше или позже приходит кто-то, уверенный, что знает лучший способ, и все начинается сначала. — И сколько разных систем здесь было? — Смотря как считать, — мягко сказала она. — За последние триста лет — по меньшей мере девять. Хуже всего было около пятидесяти лет назад, когда здесь сменилось четыре магистра архивов: по пять лет на каждого. В результате среди хранистов возникли пять фракций — всякая со своей каталожной системой, — причем каждая была твердо уверена, что она лучшая. — Похоже на гражданскую войну, — заметил я. — Священную войну, — уточнила Фела. — Очень тихий и осмотрительный церковный поход, где все уверены, что защищают бессмертную душу архивов. Они крали книги, уже занесенные в каталог другими системами, прятали книги друг от друга или путали их порядок на полках. — И сколько так продолжалось? — Почти пятнадцать лет, — сказал Фела. — Могло бы продолжаться и по сей день, если бы хранистам магистра Толема не удалось наконец выкрасть журналы Ларкина и сжечь их. Ларкинцы после этого были обезоружены... Мораль истории в том, что всё здесь перепутано. Мы надёжно «потеряли» двести тысяч книг, когда Толем сжёг журналы Ларкина: они были единственными записями о том, где находятся эти книги. Потом, пять лет спустя, Толем умирает. Угадай, что потом? — Новый магистр архивов пытается начать с чистого листа? — Это как бесконечная цепочка недостроенных домов, — сказала Фела сердито. — Легко найти книгу по старой системе — так они на этом строят новую. Тот, кто строит новый дом, крадёт бревна из построенного раньше. Старые системы до сих пор попадаются то там, то сям. Мы все еще находим тайники, в которых хранисты прятали книги друг от друга. — Чувствую, это у тебя больное место, — с улыбкой заметил я. Мы дошли до лестницы, и Фела повернулась ко мне. — Это больное место у каждого храниста, который проработал в архивах больше двух дней, — сказала она. — Люди возмущаются, когда у нас занимает больше часа найти им то, что они хотят. Они не понимают, что это не так просто..." (Патрик Ротфусс. Имя ветра) "— Каталогизация, — сказал Вил. — Существует несколько разных систем. И некоторые магистры предпочитают одну, другие — другую. Он нахмурился. — А некоторые придумывают свою собственную систему расстановки книг! Я рассмеялся. — Ты это так говоришь, будто за это их следует выставить к позорному столбу! — Да, неплохо бы, — буркнул Вилем. — Во всяком случае, я бы плакать не стал. — Нельзя же винить магистра за то, что он хочет все организовать наилучшим образом! — Ещё как можно! — возразил Вилем. — Если бы архивы везде были организованы одинаково плохо, здесь была бы единая система, пусть и дурная, но к ней можно было бы приспособиться. А за последние пятьдесят лет систем было несколько. И книги терялись. И названия переводились неправильно… Он запустил обе руки в волосы, и голос у него внезапно сделался усталым. — А ведь всё время поступают новые книги, их тоже надо вносить в каталоги!.. Это все равно что пытаться вырыть яму на дне реки. — То есть ты хочешь сказать, — лениво осведомился я, — что ремесло храниста — работа благодарная и непыльная?" (Патрик Ротфусс. Страхи мудреца)
Немає коментарів:
Дописати коментар